Рейтинг@Mail.ru
home

24.09.2018

Архивная закрытость

Закрепленную в действующем законодательстве гарантию доступа к открытым архивным фондам планируется упразднить. Это может привести к правовой неопределенности и закрытию материалов даже столетней давности.

24.09.2018. АПИ — В настоящее время кроме содержащих государственную тайну документов пользователи архивов не могут ознакомиться с информацией, даже косвенно затрагивающей любых граждан. В полном объеме уголовные дела не вправе читать сами бывшие осужденные, в том числе по так называемым политическим статьям.

Безграничная коллизия

Согласно действующему Федеральному закону «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» доступ к накапливаемой в открытых фондах библиотек, музеев и архивов информации не может быть ограничен. 

В Федеральном архивном агентстве убеждены, что такая норма противоречит законодательству об архивном деле. Оно, в свою очередь, допускает засекречивание материалов, в том числе содержащих сведения о частной жизни граждан или создающих угрозу для их безопасности. Кроме того, ни в одном законе не закреплено понятие «открытые фонды», что не позволяет однозначно установить перечень относящейся к ним документированной информации. «Указанная нормативная коллизия создает предпосылки для злоупотребления правом, что, в том числе, может привести к возникновению угрозы информационной безопасности России», – убеждены в Росархиве. 

Для решения такой проблемы чиновники предлагают исключить возможность ознакомления всех пользователей с архивными документами, содержащими информацию, доступ к которым ограничивается федеральными законами. «Проект федерального закона соответствует Конституции России», – отмечается в пояснительной записке.

Правозащитники критически оценивают логичную, на первый взгляд, поправку. Они опасаются расширенного толкования принципа засекречивания. Ведь сегодня отдельными законами предусмотрено более двух десятков различных тайн – государственная, коммерческая, частной жизни, врачебная, адвокатская и нотариальная, связи, налоговая и банковская, завещания и усыновления, аудиторская, страхования, исповеди, судопроизводства и следствия, ломбардов и иная. К конфиденциальной информации относятся персональные данные, переписные листы населения, получаемые журналистами сведения и так далее.

Частное и общее

Эксперты также не исключают, что принятие предложенной Росархивом поправки может привести к новой коллизии. Так, действующий закон об архивном деле устанавливает 75-летний срок ограничения доступа к содержащим сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни материалам. Тогда как действующий Гражданский кодекс РФ гарантирует «вечный» запрет на сбор, хранение, распространение и использование любой информации о частной жизни гражданина. 

С другой стороны, установленный архивным законодательством «мораторий» не зависит от фактов придания спорной информации гласности. Тогда как сбор и использование сведений о частной жизни допускаются, если сам гражданин сделал их общедоступными или они были раскрыты по его воле, а также в государственных, общественных или иных публичных интересах. Кроме того, согласно решению Конституционного суда России, в понятие «частная жизнь» включается только та область жизнедеятельности человека, «которая относится к отдельному лицу, касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства, если она носит непротивоправный характер».

Большой секрет для маленькой компании

Судебная практика свидетельствует, что чаще всего споры о доступе к архивной информации возникают именно из-за связанных с защитой частной жизнью ограничений.

Так, петербургский журналист и литературовед Михаил Золотоносов запросил в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга характеристику, в 1965 году выданную секретарю партийной организации Ленинградского отделения Союза советских писателей Григорию Мирошниченко. По утверждению исследователя, она обсуждалась публично – на заседании партбюро в присутствии не менее 15 человек. Однако архивисты усмотрели в этом документе личную и семейную тайну, суд подтвердил такие выводы.

Не удалось журналисту получить доступ к протоколам и стенограммам открытых партийных собраний. Так, по утверждению представителей архива, в докладе первого секретаря Дзержинского райкома КПСС сообщалось о совершении несколькими лицами уголовно наказуемых деяний, тогда как данные о принятых против них обвинительных приговорах отсутствуют. «Свободный доступ к таким сведениям означал бы нарушение прав гражданина на неприкосновенность частной жизни как гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе путем воспрепятствования разглашению сведений частного характера», – заключил суд, отклоняя иск .

Схожее решение было принято и в отношении Центрального государственного архива историко-политических документов (бывшего архива Ленинградского обкома КПСС), отказавшегося выдавать Михаилу Золотоносову протоколы партийных заседаний, конференций и даже пленума. В них выявили сведения «об аморальном поведении, недостойном поведении в быту, о вероисповедании, внутрисемейных отношениях, халатном отношении к руководству колхозом, грубом нарушении правил техники безопасности и технологии на производстве, злоупотреблениях, конкретные примеры недопустимого поведения молодежи в общежитии» и иные обстоятельства с указанием фамилий. По мнению заявителя, в заседаниях, на которых обсуждались эти вопросы, присутствовало от 50 до 100 человек, то есть информация уже стала доступной неопределенному кругу лиц и, следовательно, не может относиться к «тайной». Но служители Фемиды отвергли эти доводы: «Отнесение какого-либо документа к документам ограниченного пользования по причине содержания в нем сведений о частной жизни каждого лица должно решаться в каждом конкретном случае с учетом установленных обстоятельств».

Согласно Федеральному закону «О персональных данных» его требования не распространяются на доступ к архивным материалам. Но на практике именно со ссылкой на этот закон информацию не могут получить не только историки, но и простые граждане. Так, москвич Владимир Эльтеков запросил архивную выписку из домовой книги, пытаясь по ней установить дату смерти супруги своего деда. К заявлению он приложил подтверждающие родство документы. Однако чиновники отклонили его требования, а суд подтвердил законность такого решения: «Архивная выписка из домовой книги содержит информацию о гражданах, снятых с регистрационного учета с указанием адреса нового места жительства. Эти сведения являются конфиденциальными, распространение которых без согласия субъекта персональных данных не допускается», – отмечается в решении суда.

Тайны красного террора

Неопределенной остается и практика доступа к материалам о репрессиях. Принятый еще в 1991 году специальный закон предусматривает публикацию «мартирологов» – списков реабилитированных с указанием основных биографических данных и предъявленных им обвинений. В то же время так называемый «тройственный приказ», изданный в 2006 году Министерством культуры и массовых коммуникаций РФ, Министерством внутренних дел России и Федеральной службы безопасности, допускает ознакомление с делами невинно осужденных только самих реабилитированных, их наследников и представителей. Все иные, в том числе издающие прописанные в законе мартирологи общественные организации, вправе получить архивные уголовные и административные дела только через 75 лет после вынесения приговоров. 

Верховный суд России признал такое ограничение законным. Отклоняя жалобу Международного историко-просветительского, благотворительного и правозащитного общества «Мемориал», служители Фемиды пришли к выводу, что все материалы репрессированных содержат конфиденциальные сведения, получить которые могут только сами осужденные или их наследники. «Право других лиц на ознакомление с материалами прекращенных уголовных и административных дел, в том числе и с документами, в которых не содержатся составляющие личную и семейную тайну сведения, реализуется при соблюдении условия о недопущении использования полученных сведений в ущерб правам и законным интересам проходящих по делу лиц и их родственников», – отмечается в решении высшей инстанции.

Но на практике даже наследники не всегда могут изучить уголовные дела своих близких, расстрелянных еще в 30-е годы прошлого века (то есть более 80 лет назад). Так, управление ФСБ по Приморскому краю отказало жительнице Владивостока Ефремовой в доступе к уголовному делу ее отца, осужденного в 1936 году Специальной коллегией Дальневосточного краевого суда. Юристы федеральной службы утверждали, что часть материалов дела находится под грифами «секретно» и «совершенно секретно», дело в целом не прошло предусмотренную процедуру рассекречивания. Причем объяснить основания для засекречивания документов – природу изложенных в них сведений, по уверению представителей ФСБ, «не представляется возможным». Кроме того, в спорных материалах усмотрели «персонифицированные данные иных лиц». Поэтому, отклоняя иск Ефремовой, Приморский краевой суд указал на необходимость применения закона о персональных данных и отсутствие согласия на раскрытие таких сведений от наследников иных упоминаемых в материалах граждан.

Москвичи Сергей Прудовский и Максим Гальперин не смогли ознакомиться с делами сотрудников НКВД, которые в 1937-1938 годах подписывали документы против их родственников. «Права и законные интересы административных истцов указанным ответом нарушены не были, поскольку архивно-следственные уголовные дела содержат сведения личного характера осужденных, которые не были реабилитированы, что исключает возможность предоставления испрашиваемой информации», – констатировал Московский городской суд.

Отказ в доступе к «тайнам НКВД» получила и Мари Дюпюи – племянница шведского дипломата Рауля Валленберга, арестованного в 1945 году в Будапеште советскими войсками. По многочисленным свидетельствам, он был отправлен в Москву и содержался на Лубянке. Поэтому Мари Дюпюи запросила в архиве ФСБ журналы вызовов на допросы заключенных и регистрации перемещения их между тюрьмами, книгу регистрации приема вещей и общий алфавитный журнал внутренней тюрьмы. Оригиналы этих документов, по мнению истицы, могли пролить свет на таинственное исчезновение ее дяди. 

Архивисты ФСБ не пожелали раскрывать материалы 70-летней давности под предлогом содержащихся в журналах имен третьих лиц, не относящихся к делу шведского дипломата. Служители Фемиды сочли такие доводы обоснованными: «Данные сведения относятся к категории ограниченного доступа, поскольку позволяют идентифицировать личность субъектов информации, а также составляют тайну их частной жизни», – отмечается в решении суда.

А вот Арбитражный суд Самарской области удовлетворил иск Тольяттинской городской общественной организации «Жертвы политических репрессий», обязав мэрию выдать список реабилитированных и признанных пострадавшими от политических репрессий жителей города. Доводы чиновников о необходимости получения согласий всех субъектов персональных данных служители Фемиды сочли несостоятельными. Однако муниципалитет исполнил судебное решение формально – выдал списки только 1232 человек без необходимых для работы исследователей сведений, тогда как, по данным общественной организации, численность потерпевших от красного террора тольяттинцев превышала 1,5 тысячи человек. Но доказать это суду правозащитники не смогли.

Справка

По данным Федерального архивного агентства, общий объем архивного фонда России превышает 600 млн дел. Ежегодно от организаций принимается до 1,7 млн единиц хранения управленческой документации, большая часть (97 процентов) касается кадров (личного состава). 

В 2017 году было рассекречено 111,3 тысячи документов. Всего единая база данных содержит информацию о более 91 тысячи рассекреченных дел и почти 10,5 тысячи документов из девяти федеральных архивов. Читальные залы архивов посетили 558 тысяч человек, выдано почти 24 млн документов.

Мнения

 

Ян Рачинский, председатель правления Международного историко-просветительского, благотворительного и правозащитного общества «Мемориал»

В настоящее время доступ к архивной информации может регулироваться исключительно самим федеральным законом об архивном деле. Предлагаемые изменения фактически передают произвольное регулирование этого вопроса другим законам. 

Хотя и сегодня, конечно, архивы все равно ссылаются на разные нормативные акты, не имеющие отношения к делу. Например – на закон о персональных данных, который на архивные документы не распространяется.

Ссылаются и на так называемый «тройственный приказ», регулирующий доступ к делам реабилитированных. Мало того, что он вводит недопустимо длительные сроки ограничения и оперирует не закрепленными в законодательстве терминами, сотрудники архивов интерпретируют отсутствие в нем норм, касающихся дел нереабилитированных граждан, как абсолютный запрет на ознакомление с такими материалами.

К сожалению, в отношении доступа к архивам Россия ведет себя как преступник, старающийся скрыть улики.